«Щелкунчик» Кончаловского Елочка, гори

При всей разнице тем и задач (один про войну, другой про Новый год, один — проповедь для своих, другой — сказка для американского проката) «Утомленные-2» и «Щелкунчик» на базовом уровне так похожи, что начинаешь подозревать сговор между братьями. Оба фильма — масштабные авторские фантасмагории, с переменным успехом балансирующие на грани горячечного бреда. В обоих действие происходит в аду. В обоих участвуют фашисты. При этом в плане горячечности старший Михалков (впервые, надо сказать) побеждает младшего: к «Утомленным-2» были, что называется, вопросы, но там хотя бы не пели, и они не были замаскированы под рождественскую сказку для самых маленьких.

Эль Фэннинг, очень бледная и, кажется, слегка припадочная — эффект достигнут с помощью странного монтажа, при котором на любую эмоцию ребенку дается не больше двух секунд — живет в Вене 20-х годов с папой-тираном и мамой Юлией Высоцкой — певицей и, судя по всему, одной из пациенток Фрейда (эта линия, впрочем, не получает развития). После визита поющего Альберта Эйнштейна, которому героиня каким-то образом приходится племянницей, ей начинают сниться кошмары про вторжение крыс в фашисткой форме, которые делают из города крематорий для игрушек. Главные крысы — Джон Туртурро, отдублированный Киркоровым, и его парализованная мама в сетчатых чулках. Собственно Щелкунчик (представляющийся всем как Н.С., но оставим эту деталь в покое) — персонаж довольно необязательный, неприятно нарисован на компьютере, и его участие в истории минимально.

В Америке, где 90-миллионный проект собрал в кино символические 0,2% своего бюджета, никто, кажется, не понял, что это вообще было. Самые вежливые рецензии состояли из повторяющегося на разные лады вопроса «зачем?». Зачем пожилой заслуженный европеец сделал трехмерный детский мюзикл про Холокост, зачем Фрейд, откуда Эйнштейн, зачем к Чайковскому слова Тима Райса (они еще не слышали слов Кортнева, которые будут здесь) — со стороны все это действительно должно выглядеть какой-то неразрешимой загадкой русской души.

Инвесторы теперь молятся на европейский прокат, но, кажется, зря — «Щелкунчика» никогда не поймут нигде, кроме России. Не потому, что остальной мир впервые видит позднего Кончаловского (а это зрелище, к которому лучше привыкать постепенно), а потому, что в остальном мире отсутствует культура елки в ее советском понимании. И наоборот — кто хоть раз был на нормальной елке, тем ничего про «Щелкунчика» объяснять не надо — знакомая с детства эстетика опознается безошибочно.

Те же идиотские голоса, то же несоответствие гигантских пространств, технической мощи (в 80-е в Кремле был, как сейчас помню, движущийся робот ростом с трехэтажный дом) и самодеятельности, которая на этом фоне творится. Артисты так же кривляются и поют мимо фонограммы, сюжет приводится в движение криком «Ребята, бежим скорее!», после чего все бегут из одного конца сцены в другой, потом обратно. Все это украшено репризами на злобу какого-то давно прошедшего дня (за цайтгайст в «Щелкунчике» отвечают два летающих фашиста, говорящие «жесть» и «склеил»). Бедная Фэннинг ведет себя, как любой умный ребенок на елке — все время кажется, что она сейчас упадет в нервный обморок.

Показателен образ врага — Туртурро наряжен Энди Уорхолом (белый парик, томность, даже накладной носик похож), увлекается художественной фотографией и, поработив колыбель европейской цивилизации, делает там инсталляцию с мертвой акулой в аквариуме. Его песня злодея — «вы не позитивны, смотреть на вас противно» — это, понятно, насмешка торжествующей псевдокультуры над отягощенными рефлексией носителями культуры настоящей.

Странно в конечном счете не то, что Кончаловского из всех зол на свете больше всего раздражает современное искусство (покажите человека, которого оно не раздражает), и не то, что он решил рассказать об этом детям (дети крепкие, они и не такое смотрят), а то, как легко и естественно это брезгливое раздражение у него распространяется на весь остальной мир. Крысы противные, порабощенные ими австрийцы — не лучше (они все или бугаи в грязных майках или нелепые интеллигенты, хлещущие оккупантов букетиками). В финальном бою добра со злом стороны представлены крысой и обезьяной — тоже по-своему символично.

По последним фильмам Кончаловского (см. «Дом дураков» или «Глянец») очень заметно, насколько его раздражает вообще все: Москва, провинция, олигархи, народ, правые, левые. Что тоже позиция, но при этом немного странно видеть его как в роли постановщика детского фильма, так и в роли защитника культурных ценностей. Слишком очевидно, что в традиционной культуре автора тоже мало что радует. В качестве альтернативы богомерзкой акуле Херста у него получается предложить миру в основном Юлию Высоцкую в фольге и Эйнштейна (причем Эйнштейн явно добавлен для солидности). Еще есть Чайковский, но — как бы это — со словами Кортнева. И Фрейд — тут, конечно, мастеру надо отдать должное: чтоб вставить Фрейда в фильм, где европейскую цивилизацию хочет разрушить лезущий из-под земли гигантский фашистский стержень, надо быть по-настоящему бесстрашным человеком.