10 бестселлеров, которых пока нет Рейтер, Семеляк, Герасименко и другие журналисты о книгах, которые они хотели бы написать

Борис Нелепо

­кинокритик

Книга об истории португальского кино и культуры

«Я хочу представить книгу об истории португальского кино, ее предварительное название — «Португалия. Ничья земля». Она основывается на цикле лекций, которые я сейчас читаю в Московской школе нового кино, и серии публикаций в журнале Максима Семеляка The Prime Russian Magazine. Почему Португалия? В XX веке у нее было совершенно уникальное положение: одна из самых могущественных империй в прошлом стала беднейшей страной Европы, пережила длительную диктатуру Салазара, благодаря которой не участвовала во Второй мировой, и — в 1974 году — Революцию гвоздик. Переплетение всех этих условий и факторов послужило возникновению огромного количества национальных — в том числе постколониальных — комплексов, фобий, рефлексий: португальцы совершенно травмированы своей историей (в этом смысле можно провести параллели с Россией). И все это дает уникальный материал для кинематографа, который всегда работает с коллективным бессознательным. Что касается кино, то нужно понимать, что это очень маленькая страна с населением в 11 млн человек, половина которого живет в деревнях, где еще в 80-е не было электричества. Потому с самого начала португальское кино было некоммерческим, воспринималось только как акт искусства — ведь эти фильмы нельзя окупить, даже если бы все жители Португалии ходили бы на них в кинотеатры. Еще это компактный кинематограф: по моим подсчетам, там снято порядка 800 фильмов, из них 250 обязательны к просмотру, где-то 100 я уже видел. Поскольку даже на английском и французском языках не существует книг на эту тему, я хотел бы, чтобы в моей книге была и отчасти энциклопедическая составляющая, и киноведческая. Португальское кино — это кинематограф сказочного, приключений, тайн, загадок, не зря он так часто отталкивается от сильной традиции португальской романтической литературы. И этот кинематограф на сегодняшний день совершенно не исследован, и хочется, уподобившись великому португальскому мореплавателю Васко да Гаме, отправиться в это странствие и показать, как эта ничья земля ценна».

— Конкретно для нашего издательства конкретно эта идея — кино и Португалия — самое плохое сочетание, какое можно представить. И кому вообще эту книжку предлагать? Артем Степанов, «Манн, Иванов и Фербер»

— Эта идея примерно как португальское кино — очаровательная и совершенно некоммерческая. Екатерина Владимирская, Corpus

— История очень прикладная и камерная, но тем не менее если делать упор на социальное, на историю Португалии, это может быть очень интересное культурологическое исследование. Лев Оборин, «Новое литературное обозрение»

Николай Кононов

­главный редактор интернет-журнала Hopes & Fears

Книга о слепых футболистах и их окружении

«Обычно я пишу про бизнес и предпринимателей, но в этот раз хочу протестировать на вас совершенно нехарактерную для меня идею. Так получилось, что я почти всю жизнь прожил на «Алексеевской», а там есть школа для слабовидящих людей, и совершенно не подозревал, что там зреет такая тема, как… Кто-нибудь из вас видел ролики про футбол для слепых? Никто? Я бы тоже не догадался, что необычного может происходить в этой школе, пока не прочитал репортаж оттуда из пилотного, так и не вышедшего номера «Сноба» за авторством Макса Котина. У них есть такой шуршащий мяч, который имеет право видеть только вратарь (он тоже из слабовидящих), а все остальные играют в повязках. При этом все кричат, чтобы не столкнуться лбами. У нас в этом спорте есть масса интересных персонажей: сумасшедший тренер, приехавший тренировать из Новосибирска; бизнесмен, открывший кафе, где люди едят в темноте (у него офтальмологическое прошлое, он в нем наделал ошибок и теперь финансово поддерживает слепых), который спонсирует сборную Общества слепых так, что они взяли серебро на чемпионате Европы. А слепые футболисты — страшно циничные люди, которые обожают обсуждать, кто что кому сломал и в какую яму упал. Я здесь вижу потенциал для мощной спортивной трэш-хоррор-драмы с обязательной последующей экранизацией. А если отбросить шутки, то это мощная социальная история — я ее не собираюсь сравнивать с «Антоном тут рядом», но что-то похожее у них есть».

Update: Уже после мероприятия стало известно, что в данный момент на сайте Hopes & Fears готовится большая публикация о футболе слепых.

— Такая же реакция, как и на книгу про португальское кино. Мы коммерчески ориентированное издательство — и на социальные истории не ориентированы. Артем Степанов, «Манн, Иванов и Фербер»

— Издательство, обремененное этическими принципами, серьезно обеспокоилось бы публикацией такой книги. Екатерина Владимирская, Corpus

— Не понимаю из этой заявки, как эта книга будет построена. Но из нее получился бы очень хороший большой репортаж. Лев Оборин, «Новое литературное обозрение»

Александр Горбачев

­шеф-редактор журнала «Афиша»

Книга о неизвестных рок-героях 90-х

«Наша книга рассказывает о, скажем так, потерянном поколении русского рока. Исторически канон этого самого рока хронологически разодран на две части: с одной стороны — классический советский рок 80-х, с другой — новое, европейское поколение Лагутенко и Земфиры, более модная и менее социально ориентированная музыка. Советский рок в классическом виде кончился где-то в 1991-м; новое поколение пришло в 1997–1998-м. А посередине — дыра. То есть, в принципе, можно предположить, что в эти годы тоже были какие-то группы, но эпоха эта очень плохо описана и кодифицирована. Если попробовать чуть поспекулировать, наш проект можно обозначить как русскую версию «Прошу, убей меня!». Во-первых, она строится так же — как такой большой вербатим из реплик очевидцев и соучастников. Во-вторых, многие ее герои вправду мертвы. Книга состоит из 6 глав, каждая строится вокруг одной группы или музыканта, через каждого из которых, в свою очередь, мы пытаемся рассказать о том или ином сообществе, тусовке, культурном сегменте эпохи.

Кто эти герои? «Химера», главная группа легендарного питерского клуба «ТамТам», игравшая лютый экзистенциальный хардкор и закончившаяся после того, как их лидер повесился на чердаке. Веня Дркин, человек, раньше, чем это стало востребовано, придумавший своего рода русский антифолк, альтернативный шансон и пост-КСП (скажем, весь Петр Налич сейчас звучит как жалкая пародия на Дркина); музыкант, которого одно время даже хотели раскручивать Валерия и Александр Шульгин, но который умер от лимфосаркомы, не дождавшись хоть какой-то востребованности. Ну и так далее: за неимением времени не буду рассказывать об остальных подробно, назову только имена — «Машнинбэнд», «Соломенные еноты», «Собаки табака» и — как переходное звено в день сегодняшний — «Последние танки в Париже». Мне представляется, что эта книга может заполнить важную существующую лакуну в культурной памяти. Современная Россия вообще отличается тем, что плохо помнит себя, — и молодые музыканты зачастую куда лучше представляют себе, что в 90-х творилось в Британии и Америке, чем что происходило в Петербурге. По-моему, это ситуация нездоровая, и хотелось бы ее хоть чуть-чуть исправить.

Ну и да, вот еще немаловажный момент: книга пишется последние 5 лет и, в общем, на 80 процентов готова. Хоть особых коммерческих перспектив я в ней и не вижу — в сущности, это биография несостоявшихся рок-звезд, а раз они не состоялись, о какой коммерции тут может идти речь?»

— Тиражом в 1500–2000 это реально продать, шансы есть. Павел Подкосов, «Альпина нон-фикшн»

— Кажется, книги о музыке, которые в последнее время выходят в нашем издательстве, очень неплохо себя чувствуют. Екатерина Владимирская, Corpus

— По-моему, очень круто все задумано, и я уверен, что очень круто все написано. Хотел бы эту книгу увидеть и прочитать. Лев Оборин, «Новое литературное обозрение»

Олеся Герасименко

­специальный корреспондент издательского дома «Коммерсант»

Книга о эскапизме российских классов

«Хочу рассказать о ненаписанной книжке о том, как в России готовятся к новой смуте. Идея родилась у нас в журнале «Коммерсант-Власть», мы хотели напечатать цикл статей, но пока руки не дошли. Предисловие простое: неважно, когда у нас сменится строй, скоро или не скоро, уже понятно, что в «Единой России» процессы сложные — все ругаются, происходят информационные войны, люди на пороге серьезных изменений. Книга о том, как разные социальные слои готовятся к этим изменениям. Если мы говорим о крупном бизнесе — то это эмиграция или ставка на новые политические силы. Если о людях менее богатых — это такой вариант эскапизма, как строительство автономных бункеров на Алтае или Рублевке. Средний класс мы подразумевали описать главой о рынке травматического и огнестрельного оружия. Класс людей с так называемых окраин — это бойцовские клубы, спортивные тренировки и борьба разной идеологической направленности, левой и правой. В каждом случае мы берем одного героя, описываем его ситуацию и потом даем результаты социальных опросов по теме, подтверждающих тенденцию. Книга должна получиться мозаикой, срезом современного общества и вариантами ответов на вопрос «что делать?». Тема современная, провокативная и, мне кажется, в существующей цензурной обстановке в стране невозможная для публикации в российских изданиях».

— Мне понравилась некая апокалиптичность этой книги, потому что это хорошо продается. Текст мне нравится взвинченностью, но проблема, по-моему, не настолько реальна. Павел Подкосов, «Альпина нон-фикшн»

— Будущее книги очень и очень зависит от того, как будет сделан текст. Пока он у меня в голове распадается, не представляю единое целое. Екатерина Владимирская, Corpus

— Это социология страха, такими вещами интересуются. Лев Оборин, «Новое литературное обозрение»

Лев Данилкин

­книжный обозреватель журнала «Афиша»

Книга об идеях академика Фоменко и идеях как таковых

«Сдается мне, что я отличаюсь от всех людей, которые выступают здесь, — потому как не столько ищу издателя для своей книги, сколько, наоборот, стараюсь оттянуть момент, когда она будет опубликована, так как понимаю, что стать автором такой книги — это совершить социальное самоубийство. Дело в том, что я пишу книгу про — ох, что сейчас будет — академика Фоменко. Да-да, того самого, который «новая хронология». Мне самому страшно: сначала Проханов, потом Фоменко, что ж дальше-то?

Я нашел Фоменко потому, что искал какую-то странную идею, произведенную в России. Можно сказать, меня интересовала гуманитарная «окончательная теория» — как вот сейчас пытаются состыковать квантовую механику и теорию относительности. Как объяснить очень странную русскую историю — с Гагариным, Прохановым, Лениным… Сначала мне просто показалось, что Фоменко с его эксцентричными идеями — это такой идеальный симптом, по которому можно поставить очень точный диагноз больному обществу, показать, до какой степени оно деградировало. Чокнутый математик, заразивший своим безумием полстраны, — представляете!

Ну и я позвонил ему, а он любезно согласился поговорить со мной. И я провел с ним несколько месяцев в беседах. Это были незабываемые встречи. Я знал, конечно, что у него там Чингисхан — это Цезарь, татарского ига не было и все сфальсифицировано. На первой же встрече он мне сообщил, что как раз недавно открыл, что Иван Сусанин описан у Тацита, а английское слово «enjoy» — согласно его теории, все европейские языки произошли от русского — это от русского выражения «на, жуй!».

Удивительно другое — что чем дальше, тем больше мне становилось ясно, что он никакой не шарлатан, а, во-первых, математический гений и, во-вторых, в высшей степени вменяемый человек, способный к иронии. Он скептик побольше, чем я сам. Казалось, его самого удивляла та дикость, которую он вынужден был произносить, — вынужден, потому что внутри системы, которую он создал, эта дикость оказывалась правдой. То есть он понимает прекрасно всю иронию ситуации, нелепость. И мне никогда ни с кем не было так интересно, как с ним.

Я мог написать эту книгу сразу, просто по нашим разговорам — и она бы получилась ернической, смешной, сатирической. Но потом понял, что со мной самим что-то происходит, что мне нужно повариться с этими идеями. И вот я хожу и думаю об этом не первый год. Некоторым оправданием моей прокрастинации служит то, что Фоменко не останавливался и продолжал выпускать новые книги, откровения в которых были еще более сногсшибательными. Мне ведь требовалось время на их осмысление.

Чем дольше я писал книгу, тем больше понимал, что она отчасти будет и про меня, про человека, который инфицирован странным вирусом, пытается ему сопротивляться, но иммунитет не вырабатывается. То есть это еще и история интеллектуального грехопадения такого. История столкновения обыденного сознания с Черным лебедем, странным событием, возможность которого отрицается всеми экспертами. Но что такое эксперты? Сейчас идеи Фоменко вызывают смех или аллергию, а первую его статью о несообразностях хронологии печатал Лотман в тартуских «Записках». Мне же приходилось, когда я был литературным критиком, тоже высказывать суждения, опираясь исключительно на свой вкус, на свои представления о каноне. Но я понял, что литературная критика — это семечки все по сравнению с историей. Ну заявлю я, что Лев Толстой — это не литература, а «Война и мир» — графомания. Ну да, это странно, это может свидетельствовать о моей эксцентричности; меня может подвергнуть остракизму профессиональное сообщество, усомниться — еще больше, чем сейчас — в моей компетентности. Подумаешь. И совсем другое дело, если я заявлю, что Япония на самом деле долгое время была колонией России. Вот у такого заявления возникает уже и политический шлейф — и последствия.

На самом деле, мне хотелось бы не то что даже реабилитировать фигуру Фоменко, этого абсолютного еретика, в общественном сознании — а скорее рассказать о приключениях одной потенциально сверхважной идеи — разумеется, через биографию, через историю жизни одного конкретного человека, нашего с вами современника. Это будет история о том, по каким законам идеи циркулируют в обществе — почему одни принимаются, тиражируются, вызывают интеллектуальные эпидемии, а другие признаются еретическими и подвергаются остракизму. Почему научные революции иногда происходят — а иногда нет.

Эти все разговоры мои с ним привели к тому, что я стал много ездить по странным всяким местам и смотреть, — интересно же самому проверить. Перед первым моим выездом, по-моему, в Сирию, я попросил у него совета: «Ну хорошо, Анатолий Тимофеевич, а вот на что обращать внимание? К чему приглядываться?» И он сказал две вещи — очень странные, шокировавшие меня своей нелепостью, которые я тем не менее запомнил. Первая: «Заглядывайте статуям за спины». Вторая: «Ищите повсюду следы Куликовской битвы». Я воспринял их не только буквально, но и метафорически и даже больше: как такой дзенский, пробуждающий хлопок ладонями перед лицом.

И вот про это и будет идти речь в этой моей книге: веришь не веришь — твое дело; но не отворачивайся, смотри.

— Честно говоря, подумал, что это отрывок из Пелевина. Продастся на ура. Артем Степанов, «Манн, Иванов и Фарбер»

— Если будет написано весело и иронично, то все может получиться. Павел Подкосов, «Альпина нон-фикшн»

— Книга не пропадет, прочитать под подушкой такое захотят все без исключения. Екатерина Владимирская, Corpus

Шура Буртин

­корреспондент «Русского репортера»

Книга о судьбах чеченских сепаратистов

«Мне было бы интересно написать книжку про чеченское сопротивление первой и второй чеченских войн и современное северокавказское подполье. У меня есть ощущение, что на Кавказе сейчас происходит История с большой буквы, которой подавляющее большинство не интересуется, а там — драма не хуже гражданской войны, которая вскрывает человеческие характеры, заставляет людей раскрыться. Меня всегда магнетизировали истории всех этих северокавказских лидеров, и мне кажется, что среди них очень много трагических фигур. Мы их всех знаем, на всех них навешено клеймо террористов, но я думаю, что личности Масхадова, Умарова и множества других людей — это пронзительные человеческие истории с плохим концом. С одной стороны — истории лидеров, с другой — рядовых участников этого процесса, боевиков. Они тоже неизвестная большинству материя, и с ними можно просто поговорить, узнав массу человеческих историй людей, которые оказались в мясорубке истории.

— Лично мне эта тема интересна, но большинство, по-моему, этим не интересуется. Впрочем, если контент будет уникальным, это может пойти. Артем Степанов, «Манн, Иванов и Фербер»

— Тема крутая, но с ней надо быть очень аккуратным, чтобы никого не подставлять. Павел Подкосов, «Альпина нон-фикшн»

— Герои этой книги — те люди, которых мало кто готов воспринимать как трагических персонажей. Лев Оборин, «Новое литературное обозрение»

Елена Ванина

­заместитель главного редактора журнала «Афиша»

Книга о браконьерах на конце света

«Идея книги утопическая, потому что требует довольно больших финансовых вложений и как минимум одной долгой экспедиции. Ее автор — мой друг, фотограф Максим Авдеев, с которым мы как-то ездили в Якутию, чтобы написать репортаж о якутском кино, и место это меня страшно заинтересовало. Максим, отправившись туда в очередной раз с какой-то научной экспедицией, попал на остров Котельный, который входит в архипелаг Новосибирских островов. Это почти буквально край мира. Добраться туда почти невозможно — с островом нет регулярного сообщения. На Котельном огромное количество мамонтовых костей. Такое ощущение, что остров буквально состоит из скелетов и бивней исчезнувших животных. И, несмотря на то что добывать бивни здесь начали еще в XVIII веке, меньше их не становится. Котельный похож на другую планету. 80 процентов времени это ледник, вечная мерзлота, на которой находятся две метеостанции — и не происходит примерно ничего. В начале мая еще по твердому льду на остров приезжают браконьеры. Их передвижное средство — это их же дом. И больше всего эти конструкции, сооруженные из грузовиков, тракторов и даже танков, напоминают машины, на которых передвигались герои фильма «Безумный Макс».

Нагружая их соляркой, едой, оружием и всем необходимым, браконьеры по льду добираются до острова и все лето ищут эти самые мамонтовые бивни. Все эти мужики — простые рабочие из города Тикси, где зарплата в 10000 рублей в месяц считается очень высокой. За сезон на мамонтах можно заработать около 200 тысяч. Бивни, естественно, сбывают не сами браконьеры, а местные нелегалы, которые и платят браконьерам деньги. На остров в сезон регулярно наведываются пограничники, работа которых — отлавливать браконьеров. Но тут на все смотрят вполглаза. Максимум, что грозит браконьерам, — штраф в 500 рублей и депортация с острова. Здесь у всех особенные отношения со смертью, она для всех на расстоянии одного шага. Даже для самого острова: Котельный — это ледник, который постепенно тает».

— Мне понравилась история, по-моему прикольно. Артем Степанов, «Манн, Иванов и Фербер»

— Тоже понравилась, я в ней вижу офигенное художественное или документальное кино, но не книгу. Павел Подкосов, «Альпина нон-фикшн»

— Если сделать текст таким же обалденным, как идея, то мы это сразу опубликуем, только дайте. Екатерина Владимирская, Corpus

Екатерина Кронгауз

­журналист

Книга о заключенных и надзирателях «Вологодского пятака»

«В озере Новом есть два острова — Огненный и Сладкий. На Огненном на территории бывшего монастыря находится тюрьма «Вологодский пятак» — сначала в ней держали врагов революции, потом она стала тюрьмой системы ГУЛАГ, потом тюрьмой для смертников, после введения моратория на смертную казнь — тюрьмой пожизненного заключения. Сладкий — тоже режимный объект, на нем живут работники и охранники этой тюрьмы, все его население работает на «Вологодский пятак», уже не первое и не второе поколение. Эта история, интересная мне, связана со Стэнфордским экспериментом, когда группу людей разделили на охранников и заключенных. Выяснилось, что люди очень быстро вживаются в роли, охранники начинают проявлять садистские наклонности и т.д. Мне интересна психология людей, родители, бабушки-дедушки и вся родня которых работает на охрану и обслуживание людей пожизненного заключения. Насколько свободный выбор несвободы лучше, чем ограничение свободы тех людей, которых они охраняют и обслуживают. Насколько меняется психология охранников и обслуги — и не является ли Сладкий закрытым объектом ровно потому, что они ничуть не менее опасны, чем те люди, которых охраняют. И что это вообще за жизнь, которая вся состоит из безвременья и несвободы, выбранная свободной волей. И удается ли кому-то оттуда уехать — и как эти люди живут после этого».

— Получается, это психология свободы и несвободы? Очень круто. Артем Степанов, «Манн, Иванов и Фербер»

— Наша тема, с удовольствием ознакомился бы: психология, надзиратели, заключенные. Павел Подкосов, «Альпина нон-фикшн»

— Эта книга могла бы во многом выигрывать за счет совершенно потрясающего сеттинга — два острова с совершенно замечательными названиями посередине озера. Лев Оборин, «Новое литературное обозрение»

Михаил Казиник

­редактор журнала Esquire

Книга о неприязни самоанцев и тонганцев 

«31 октября 2008 года состоялся совершенно незначительный матч по регбилигу (эта игра популярна только в Шотландии и Океании) между командами Западного Самоа и командой Тонги. Никчемный матч, но перед его началом команды танцевали друг перед другом боевые танцы на протяжении 17 минут. Потом, побывав на Соломоновых островах на фестивале искусств южнотихоокеанского региона, я обнаружил, что эти страны ни разу не выступали там в один день и их представительства были разнесены по разным лагерям. Вернувшись в Москву и начав расследовать эту историю, на одном австралийском форуме я обнаружил 432 страницы обсуждения вопроса «Почему Тонга и Западное Самоа так ненавидят друг друга?».

До прихода европейцев это были две главные империи региона. Они враждовали, где-то в 950 году тонганцы захватили Самоа, примерно в 1400-м самоанцы выгнали тонганцев — и после этого особых схваток между ними не было. Но, оказавшись впоследствии в Самоа и познакомившись с женщиной, которая преподает в престижной сиднейской школе, я услышал, что за ее 15-летнюю практику ученики-тонганцы и ученики-самоанцы дважды убивали друг друга. На самих островах схваток между ними сейчас нет, все происходит в Новой Зеландии, Австралии и США — по последней информации, активные схватки между бандами происходят на Гавайях, в Калифорнии и Юте.

Я хочу какое-то время провести в среде самоанских и тонганских банд и написать книгу про чудовищную войну, которая продолжается уже семь веков; в отличие от других этнических конфликтов она носит настоящий первобытный характер — потому что арабы и израильтяне, учащиеся в престижных вузах, не будут отрезать друг другу головы, а самоанцев и тонганцев это не останавливает. Это чистое гонзо, в эту историю надо погружаться».

— В России мы не смотрим никуда дальше своего носа, здесь не интересуются ничем, что происходит не в России. Самоанцы и тонганцы — это для нас китайская грамота. Артем Степанов, «Манн, Иванов и Фербер»

— Такая книга будет иметь огромный успех в Америке. Павел Подкосов, «Альпина нон-фикшн»

— Моя первая реакция — пишите на английском, это будет бабах! Екатерина Владимирская, Corpus

Светлана Рейтер

специальный корреспондент журнала Esquire

Книга о том, как спекулируют новостями и инфоповодами 

«Месяц назад я посмотрела замечательный фильм под названием «Нет» — это история про то, как в 1988 году в Чили впервые были объявлены альтернативные выборы, на которых выбирался второй кандидат — помимо Пиночета. Две рекламные компании получили заказ на 15-минутные рекламные ролики — «Yes» и «No», один за Пиночета, другой — против. Там есть совершенно замечательный момент, когда компания, которая снимает ролик «No», показывает картинку, где женщина приходит в магазин, открывает кошелек, просит два батона хлеба. Продавец предлагает купить ей три, но она отвечает, что на три у нее не хватит. Слоган: «Выбирайте любого кандидата против Пиночета — и вам всегда хватит денег на три батона». Такой же ролик показывается компанией «Yes» — с этой же старушкой в магазине, у которой в кошельке нет денег, но после этого показывается список ее поместий.

Это, конечно, очень похоже то, как делалась «Анатомия протеста», и на то, как одно событие может трактоваться с обеих сторон, подумала я, потому что одно и то же событие можно использовать с двух сторон, — что делает государственная и оппозиционная пропаганда. Дальше я вспомнила, что пишу про одну и ту же тему, пытаясь расследовать причины столкновения с полицией 6 мая. Я подумала, что они трактуются с разных сторон: официальная пропаганда говорит, что это погромщики с арматурой, которые пришли валить наш славный ОМОН. Оппозиционная — что люди стояли с руками по швам, тут ОМОН — и дальше все понятно. Дальше я подумала, что в последнее время было много новостей, которые трактуются в нужную госпропаганде сторону: после каждого теракта появляется сообщение о том, что видели человека кавказской наружности, но через 3–4 месяца эта версия пропадает.

Идея глубоко неоригинальная, но я подумала, что было бы здорово сделать книжку о том, какие новости появляются в дни событий, как они потом мимикрируют и изменяются, — и все это на основе нескольких отечественных событий последних лет».

— Любопытно, но хотелось бы увидеть текст, чтобы понять его структуру. Понятно ваше желание докопаться до правды, но нужна четкая структура. Павел Подкосов, «Альпина нон-фикшн»

— Книгу купят наши условные друзья, а вот насчет остальной страны… Екатерина Владимирская, Corpus

— Идея звучит немного расплывчато, ей нужен четкий подзаголовок. Лев Оборин, «Новое литературное обозрение»

Максим Семеляк

­главный редактор The Prime Russian Magazine

Книга об Орехово-Борисово как зеркале русской истории

«Можно затеять книжку под условным названием «Окраина». Книжка будет посвящена московскому микрорайону Орехово-Борисово просто потому, что там я, как несложно догадаться, провел детство и юность. Через историю этого района, как водится, демонстрируется жизнь социума и все такое прочее. Начинается это все с семидесятых годов и заканчивается примерно в девяностых, когда в Орехово-Борисово закончились какие-то мало-мальски интересные процессы. Вроде бы бред, а с другой стороны — во всей этой истории, как в кривом зеркале, помещаются все замечательные сюжеты, которые были здесь озвучены моими друзьями и коллегами: в Орехово-Борисово найдутся и любители Фоменко, и представители московского экзистенциального панка, и чеченские сепаратисты и так далее и так далее. Это история про архитектуру, про то, как вырубали яблоневые сады, про то, как люди оказывались в Орехово-Борисово, куда их перевозили из центра, как Орехово-Борисово стало центром московского, а может быть — и международного организованного бандитизма. «Ирония судьбы» переходит в сериал «Бригада». Вкратце — все.

— Место действия понятно, а о чем эта книга — непонятно, слишком много разных вещей. Артем Степанов, «Манн, Иванов и Фербер»

— Интересно, это, собственно, наша страна с 70-х до нашего времени. Очень интересно. Павел Подкосов, «Альпина нон-фикшн»

— Я, как редактор серии «Культура повседневности», готов смотреть на текст по мере его готовности. Лев Оборин, «Новое литературное обозрение»