«Алиса» в БДТ: как Фрейндлих попала в кроличью нору

В поставленном Могучим сиквеле кэрролловской «Алисы в Стране чудес» Алису, не только повзрослевшую, но и ставшую бабушкой, играет народная артистка несуществующей страны СССР Алиса Бруновна Фрейндлих, а вокруг нее — коллеги, которые, как и она, работали еще с Товстоноговым. Премьеру эту в БДТ ждали неистово и тревожно — и в околотеатральных кругах, и в самом театре. Актеры Большой драмы, и занятые и не занятые в репетициях, бегали смотреть спектакли Могучего в Александринку (где он работал последние 10 лет) и возвращались крайне озадаченными. Непривычно было все — и декорации, которые трансформировались с грохотом и головокружительным светом, и мультимедийные вкрапления, и текст, весьма далекий от классического, даже если спектакль создавался «по мотивам», и актеры — включая и народных, которых иной раз было не узнать под причудливыми костюмами.

Надо отдать должное Могучему — в первой своей постановке он нашел практически идеальный баланс между радикализмом оформления и мизансцен и эмоциональной внятностью. Тут надо сказать, что история, рассказанная со сцены, проста: некая героиня по имени Алиса застревает в лифте и попадает в квартиру своего детства, где встречает персонажей известной сказки Кэрролла: Королеву, Шляпника, Кролика, Додо, Гусеничку, etc. Очевидно, в детстве этой Алисе так часто читали Кэрролла, что она стала наделять чертами его персонажей окружающих людей. При этом текст, звучащий в спектакле, к Кэрроллу никакого отношения вообще не имеет. Это набор мини-историй, довольно личного толка, но разгадку их имеет смысл искать не в жизни самой Фрейндлих, а в творческой судьбе, с одной стороны, актрисы Фрейндлих, с другой — режиссера Могучего.

Собственно, первое существо, беззащитностью и искренностью которого окружающие бессовестно пользовались, появилось в репертуаре Фрейндлих еще в 1961 году, когда ученица Николая Акимова Нора Райхштейн — тогда штатный режиссер Театра им. Ленсовета, где Фрейндлих безраздельно царила в спектаклях Игоря Владимирова — предложила ей роль Малыша в спектакле «Малыш и Карлсон». Это была совершенно особенная роль: мера простодушия Малыша для взрослых была практически недоступна. По счастью, в сети существует видео нескольких эпизодов этого спектакля полувековой давности, который чудесным образом нисколько не устарел. 

Спустя более чем сорок лет Алиса Бруновна отважно вышла на сцену того же Театра им. Ленсовета в пьесе «Оскар и Розовая дама», сочиненной в Париже для Даниель Даррье (ее телеверсия полностью доступна на YouTube). Вышла в спортивном костюмчике, маленькая и хрупкая, — и сыграла разом 10-летнего мальчика, больного лейкемией, и его сиделку-волонтера. Ее «Розовая дама» учила нового Малыша опыту, обретенному Малышом прежним: пощечины, которые раздает этот мир, бывают невыносимо обидны, порой до отчаяния, и роковой диагноз — одна из них, но именно детский, доверчивый взгляд позволяет их пережить. Алиса из спектакля Могучего — тоже ребенок, но ребенок, получавший от жизни так много пощечин, что ему пришлось привыкнуть выстраивать оборону — и черная шляпка, почти скрывающая глаза, и весь неброский, в темных тонах наряд Алисы кажется дополнительной защитой.

Мир ее детства поначалу выглядит вовсе не сентиментально. В первом акте художник Мария Трегубова усадила зрителей прямо на сцену, а трехъярусный зал Каменноостровского театра укутала в белую ткань. И это не только символично — к прошлому обыкновенно приходится пробиваться через многослойные завесы памяти — но и шокирующе красиво. Только спустя полдействия, поговорив с мужчиной в респектабельном костюме и с кроличьей головой (Анатолий Петров), насмерть испугавшись за расстрелянного на ее глазах Шалтая-Болтая (Андрей Шарков), который через секунду поднимется как ни в чем не бывало, встретившись со Шляпником  (Валерий Ивченко), предложившим ей пару экзистенциальных загадок, Алиса обнаружит под чехлами свою лампу и бабушкин диван.

Текст, который произносит Алиса Фрейндлих, вызывающе нетеатрален. В том смысле, что он, в отличие от текстов Шекспира, Мольера, Чехова, не прячет актера, а, наоборот, обнажает его до предела. Это текст того рода, который театралы впервые услышали со сцены в конце 90-х в исполнении Евгения Гришковца, нового сентименталиста из Кемерова: составленный из до жути знакомых и узнаваемых фантомов памяти. Гришковец снайперски точно отыскивал единые для всех образы вроде кукольных советских мультиков, которые «в общем, лажа», или желтого ядовитого света из кабинета литературы кромешно темным зимним утром — «ты же еще не понимаешь, что учительница тебя просто не любит».

Именно Андрей Могучий, покоренный манерой Гришковца, привез его из Кемерова сначала в Петербург, на свой фестиваль «Солнцеворот», а затем и в Москву, прямиком на «Золотую маску». В 2001 году они с Гришковцом делали совместный проект «Пьеса, которой нет» — первый случай, когда пьеса для нескольких актеров писалась по их же монологам-воспоминаниям. Именно так сочинялся и текст в «Алисе». Конечно, Алисе Фрейндлих оказалось непросто предложить публике БДТ эту совершенно непривычную для нее интонацию, объясняя залу, что сначала все было как обычно, а потом не как обычно: лифт уже стоял на пятом этаже, поехал вниз и застрял, и Алиса пережила нечто знакомое всем и каждому — ей показалось, что резко закончился воздух, и она стала нажимать на все кнопки, в том числе и желтую кнопку с колокольчиком, «но кнопки-то все сожжены были и залипли — мальчишки баловались со спичками». 

Рассказы и отдельные образы собирались из воспоминаний самой Алисы Фрейндлих и участвовавших в постановке артистов, причем именно по принципу узнаваемости: в каждом дворе жил пьяница-добряк дядя Коля, за которым дети бегали гурьбой, выкрикивая самопальную дразнилку, у каждого есть сосед, который, обнаружив, что вы его заливаете, прикроет получше технику и подождет, пока вы зальете его радикально, чтобы потом сделать за ваш счет ремонт, и, наверное, многие женщины в зале узнают себя или своих знакомых в актрисе, чья дочь выросла в корзинке в театре, но которая при этом хранит в особом чемоданчике ее крестильную рубашечку и первые ботиночки, etc, etc.

Эти подлинные персонажи появятся во втором действии, когда актеры снимут маски кэрролловских героев, а зрители переместятся в зал, где со всех предметов мебели сняты чехлы, и рассядутся прямо на советского образца диванах, креслах, стульях или в ложах (в соответствии с купленным билетом). А до этого Алиса Фрейндлих будет видеть своих собеседников только под масками: Королевы (Ируте Венгалите), Кролика, Додо (Георгий Штиль), Гусенички (Сергей Лосев) и других. Особняком стоит разве что Поросенок Геннадия Богачева — который слишком любит героиню, чтобы перед ней притворяться.

Математически выверенные Андреем Могучим мизансцены, звук, свет рождают эффект непрекращающегося кошмара, в котором мечется маленькое существо, все силы тратящее на то, чтобы закрыться от бесцеремонных призраков, и только детский голос: «Алиса! Алиса!» —удерживает ее от нервного срыва. Память здесь — вовсе не то, что сглаживает углы и умиротворяет долгие будни уютной старушки, память в логике Могучего агрессивна и безжалостна. И воспоминания нанизываются на жесткую канву сюжета, озвученного с экрана телевизора. «Ящик», прежде показывавший мультфильмы, теперь демонстрирует «Ностальгию» Тарковского, тот эпизод, где Доменико с импровизированной трибуны горланит: «Достаточно присмотреться к природе, чтобы понять, что жизнь проста, и нужно лишь вернуться туда, где вы ступили на ложный путь».

Дефис между Алисой и Фрейндлих, обозначающий, что персонажа Алису играет актриса Фрейндлих, очень многим хочется убрать. Потому что играет актриса так, что у публики не остается сомнений, что она делится собственными воспоминаниями о самых интимных вещах. Жаль разочаровывать зрителей, но из всех текстов, включая и непафосный текст о блокаде, к подлинным воспоминаниям актрисы относится только история про «заложницу имени» — Алисе Бруновне и в самом деле с детства дарили чашки «Алиса», игральные карты «Алиса» и десятки книг Кэрролла в самых разных переводах. Остальное — фантазия создателей пьесы: самого Могучего, завлита БДТ Светланы Щагиной и драматурга Сергея Носова. В том числе и мощнейший по пронзительности финал, где героиня встречается с матерью, снявшей с себя парик королевы — рубительницы голов, и с прежней юной Алисой, которая «была живая, плакала и смеялась, росла и уменьшалась» и создавала вокруг себя то «волшебное поле, в котором нельзя было не быть талантливым» (маленькую Алису, к слову, играет девочка с таким же именем — Алиса Комарецкая).

И теперь уже можно констатировать, что боялись артисты зря: Могучий как художественный руководитель сделал практически безупречный первый ход. Применив свой фирменный радикализм ко всему, что актера обрамляет, собственно актерам он предоставил ту максимальную свободу, которая позволила им скинуть наработанные штампы, вернуться к себе и ощутить живое, непосредственное дыхание зрителей, которые сильно изменились со времен Товстоногова. И актеры, в свою очередь, проявили замечательную отвагу, выходя на совершенно непривычный для них, не просто прямой, а непосредственный, ближе, чем расстояние вытянутой руки, контакт со зрителем. В этом смысле спектакль «Алиса» вышел и про них тоже — про актеров театра «с судьбой», которые на протяжении последних 25 лет были заложниками имени мастера Товстоногова и потерялись за пафосными разговорами о традициях и великом прошлом.

Отправившись вслед за Могучим в трудное, но важное путешествие, заглядывая зрителям в глаза и обнаруживая в них слезы, и Алиса Фрейндлих, и ее коллеги выиграли главное — уверенность, что их работа не просто востребована, а необходима, что они не потеряли квалификации. И значит, расхожая шутка о том, что будущее БДТ — в могучих руках, имеет нешуточные основания. А поскольку довольно нелепо скрывать четвертьвековую дружбу автора этих строк с вышеназванным режиссером, мне хочется сказать новому худруку БДТ и его (теперь уже) артистам, любимым мною с детства: «Ваша последняя сказка оказалась забавной. Во всяком случае, удачной. Может быть, лучшей».