«Покорность» Исчезновение пространства борьбы: о чем новый роман Мишеля Уэльбека

Среди многочисленных и разнообразных грехов, в которых традиционно обвиняют Мишеля Уэльбека, не последнее место занимает любовь к самопиару — умение оказываться в центре скандалов, подозрительно напоминающих агрессивный маркетинг. В том, что произошло с его новым романом, трудно не увидеть чудовищную иронию. «Покорность» выложили на полки книжных магазинов 7 января. В тот же день исламисты расстреляли редакцию Charlie Hebdo. В вышедшем утром журнале несколько страниц было посвящено Уэльбеку, а первую полосу занимала карикатура на него с небольшим стишком: «В 2015-м у меня выпадут зубы, в 2022-м я начну поститься в Рамадан». Одним из убитых сотрудников Charlie Hebdo оказался  известный эконом ист Бернар Марис, друг Уэльбека. Писатель уехал из Парижа, прервав рекламную кампанию книги. Она была уже и не нужна: «Покорность» в данный момент является во Франции литературным бестселлером номер один.

Мишель УэльбекФотография: пресс-материалыТо, что исламистский теракт с точностью до часов совпал с выходом громкого «антиисламского» романа, практически наверняка было именно совпадением. Более того, антиисламская направленность «Покорности», как теперь ясно, была авансом значительно преувеличена французской левой прессой. У Уэльбека долгая и сложная история отношений с мусульманами — тянущаяся с «Платформы» и знаменитого интервью («самая тупая религия в мире»), которое едва не закончилось для него тюремным сроком. Но «Покорность», мягко говоря, не «Сатанинские стихи». Это сатирический роман, в котором ислам играет значительную роль, но отнюдь не является главной мишенью. В общем-то, при известном простодушии «Покорность» можно прочитать как книгу происламскую.

Рассказ начинается издалека — с воспоминаний героя об университетской юности, когда он писал диплом о Жорис-Карле Гюисмансе, французском писателе второй половины XIX века. Постепенно выясняется, что героя зовут Франсуа и он типичный уэльбековский протагонист: белый мужчина 40 с небольшим лет, вялый парижский интеллектуал без особых убеждений. Франсуа работает в Сорбонне — читает лекции о литературе молчаливым китаянкам в полупустых аудиториях. Франсуа одинок: он годами не видел живущих порознь родителей, у него нет друзей, он исправно спал со студентками, пока ему не надоело, — сейчас, впрочем, у него возобновляется что-то вроде отношений с одной из них по имени Мириам. 

На дворе 2022 год. Который мало чем отличается от 2015-го. После занятий Франсуа ходит с коллегой пить чай с мятой в мечеть по соседству. Ему не нравятся ни чай, ни мечеть, ни коллега. Герой лениво подмечает вроде бы не слишком важные перемены. Вот какой-то специалист по антисемитским авторам получил профессорскую должность. Вот обсуждается открытие копии Сорбонны в Дубае («Или в Бахрейне? Или в Катаре? Я их путаю»). Еврейские студенческие объединения полностью исчезли. У дверей аудитории стоят вежливые, но неуловимо угрожающие арабские пареньки, пришедшие проведать «сестер».

На носу тем временем президентские выборы. Второй срок Франсуа Олланда подходит к концу. Все уверены, что будет «как в 2017-м»: кандидат от «Национального фронта» выйдет во второй тур и проиграет социалистам. Уэльбек использует имена действующих политиков — Марин Ле Пен, Франсуа Байру, Мануэль Вальс, Николя Саркози; с чего бы им, действительно, поменяться через семь лет. Единственный выдуманный политик — Мохаммед Бен Аббес, лидер «Мусульманского братства», умеренной партии, созданной после выборов 2017 года. По опросам он может рассчитывать процентов на 20.

Где-то в пригородах происходят беспорядки, но об этом молчит телевидение — и ничего нет даже на ютьюбе (зато проскакивает на Rutube). Франсуа идет на вечеринку возле площади Клиши — там уже тоже слышна стрельба. Его приглашает к себе коллега, близкий к патриотическому движению: он предрекает гражданскую войну. Другой новый знакомый, уже из спецслужб, рекомендует перевести деньги в иностранный банк — когда Марин Ле Пен победит на выборах, Франция первым делом выйдет из еврозоны с непредсказуемыми последствиями для экономики. «После меня хоть потоп, — размышляет герой, — но что если этот потоп произойдет уже при мне?» 

Бен Аббес с минимальным перевесом обгонит социалистов и выйдет во второй тур. Где-то за кулисами начнется политическая торговля. Пройдут демонстрации. Запахнет жареным. Мириам с родителями, не дожидаясь выбора между Ле Пен и Бен Аббесом, эмигрирует в Израиль. Франсуа накануне второго тура сядет в машину и поедет куда-то на юго-запад — почти что куда глаза глядят. Выборы отменят из-за вооруженных беспорядков. Потом они все-таки пройдут. «Мусульманское братство» договорится с левыми и центристами, Бен Аббес станет президентом республики.

Это примерно середина книги — и тут начинается обещанная антиутопия. Которая оказывается несколько менее эффектной, чем можно было ожидать. Когда Франсуа возвращается в Париж, единственное отличие, которое он (не сразу) замечает — женщины на улицах перестали носить юбки. Закрылась пара магазинов нижнего белья. Идет время, и из обрывков разговоров начинает складываться общая картина. Уровень преступности падает в разы. Безработицы тоже — за счет того, что женщины теперь по большей части сидят дома. Наряду с традиционным браком де-факто узаконена полигамия. Всеобщее образование ограничивается несколькими классами школы. Экономическая политика мусульман — резкое снижение социальных расходов и опора на маленькие семейные предприятия. Турция и страны Магриба готовятся вступить в ЕС. Исламские партии побеждают в Бельгии, рвутся к власти в других европейских странах. О Бен Аббесе говорят, что у него амбиции императора Августа; новое издание Римской империи будет исламским.

Франсуа увольняют из исламского университета Сорбонна с большой пенсией. Арабы заваливают Сорбонну деньгами — ее даже не понадобилось переносить в Дубай. Встреченный коллега, сохранивший должность, на ходу сообщает, что подыскивает вторую жену. Франсуа хандрит, ходит к проституткам и думает о самоубийстве. Не от отчаяния, а от скуки: он обеспечен деньгами до конца жизни, но не вполне понимает, чем заняться. Он один, и в личном, и в профессиональном плане у него не осталось никаких перспектив. И в этот момент в конце тоннеля загорается свет. Одно заманчивое предложение следует за другим. Все, что потребуется от Франсуа, — принять ислам.  

Лирический герой Уэльбека почти никак не комментирует события в стране: в многостраничных диалогах с осведомленными людьми он ограничивается наводящими вопросами, во внутренних монологах фокусируется на собственных проблемах экзистенциального и сексуального характера. В его трезвом, ровном, язвительном тоне нет ни ярости, ни отчаяния — одна растерянность. Между строк остается достаточно пространства, чтобы читатель мог вписать туда что-нибудь по собственному желанию, — и вот уже кто-то, например, объявляет Уэльбека пособником «Национального фронта». Но в действительности «Покорность», написанное от первого лица, не может служить антиисламским памфлетом по той простой причине, что объектом сатиры тут является сам рассказчик. 

Уэльбек сделал Франсуа крупнейшим специалистом по Гюисмансу, и книга то и дело сбивается на пространные отступления, посвященные этому не самому популярному автору. Неспроста, разумеется: Гюисманс — ключ к происходящему, мистический двойник отчасти Франсуа, отчасти Мишеля Уэльбека. Гюисманс, начинавший как адепт натурализма (и в сухой уэльбековской прозе куда больше Золя, чем может показаться), со временем в литературном плане ушел в символизм, а в личном — в религиозную мистику, пережив увлечение оккультным и в итоге обратившись в католичество. Ровно те же метаморфозы прошло альтер эго Гюисманса —писатель Дюрталь, герой его тетралогии: грешник в первой книге, монах в четвертой. И нечто подобное век с лишним спустя пытается пережить Франсуа — и терпит сокрушительное поражение. Он вчитывается в Гюисманса, которого за годы штудий и так выучил наизусть, он путешествует по гюисмансовским местам, сидит в готических соборах, которым тот посвятил целый роман, даже отправляется в монастырь, где писатель испытал духовное перерождение. Но ничего не происходит. В монастыре курильщик Франсуа в основном замечает детекторы дыма. Статуя Девы Марии молчит. Средневековая Европа — великая христианская цивилизация — мертва, как мертв, несмотря на иллюзию обратного, сам Франсуа.

И, собственно, здесь появляется ислам — не как причина случившегося, а как следствие. Он постепенно заполняет оставшийся на месте христианства вакуум. Уэльбек наблюдает за этим даже не без некоторого азарта — или, может быть, злорадства, — но, конечно, вполне скептически: новая религия становится точно такой же надстройкой к либеральному капитализму, как и предшествующая. Люди и система их отношений, экономических и даже сексуальных, — предмет, традиционно занимающий Уэльбека в первую очередь, — не меняются. Шариат лишь слегка корректирует сложившуюся модель; в сущности, совсем незначительно. Это очень печальная книга — никогда еще оптимистический финал (написанный, правда, в условном наклонении) не звучал так пессимистично. «Покорность» — примерный перевод арабского слова «ислам». И это то, что происходит с героем романа. И это то, что происходило бы, если бы никакого ислама и не было.

Издательство Corpus планирует издать «Покорность» осенью 2015 года.