«Для меня вампиры — прежде всего художники»
Тильда Суинтон — о съемках фильма «Выживут только любовники», вампирской этике, бессмертии и о том, почему она любит ночь и не любит играть в театре.
- Вы ведь уже проживали жизнь длиной в несколько столетий в фильме «Орландо», а теперь вы бессмертный вампир.
- Я и по жизни ощущаю себя так, словно живу уже вечность. Жизнь ведь длинная. Даже короткая жизнь, она все равно способна вместить в себя очень многое, и это потрясающе. Не поймите меня так, будто для меня жизнь чем длиннее, тем скучнее и тягучей. Да, эти мои персонажи бессмертны, они знают, что не могут умереть, но я-то могу и понимаю разницу. И все же чувство вечности и бессмертия мне не чуждо, я могу себе такое представить.
- В истории кино было множество вампирских историй. Что, на ваш взгляд, главное в вампирской сущности — и в вашей героине? Сексуальность, страсть, агрессия?
- Пожалуй, артистическое начало. Что поддерживает интерес вампиров к жизни? Любовь — да, возможно, но главное — творчество. Для меня они прежде всего художники, в широком смысле слова. Мне хорошо знакома ситуация жизни рядом с творцом по тем годам, когда я работала с Дереком Джарменом. И в фильме Джима Джармуша моя героиня Ева поддерживает своего возлюбленного, Адама, она его муза. Арт, современное искусство — это тот самый мир, откуда я происхожу, где я сформировалась как личность. И мне легко существовать в пространстве художника, особенно андеграундного, работающего на задворках социума. Мне очень понятно внутреннее состояние таких обособленных персон. Их не назовешь аутсайдерами и тем более лузерами, они и есть подлинные творцы. Думаю, что в деле поддержки гения, в том, чтоб осветить и скрасить его жизнь, не меньше бессмертия, чем в самом гении. Можно не быть частью какого-то художественного движения, но стать частью творческого мышления гораздо большего, нежели твое. Я чувствовала себя подобным образом, находясь рядом с Джарменом. Но при этом многие, возможно, и не слышали о нем. Так и Адам в фильме: он невидимо движет миром искусства, в данном случае музыкой.
- А выбор городов — это про противопоставление Востока и Запада? Ваша героиня живет в оживленном Танжере, а ее возлюбленный в Детройте, опустевшем после заката индустриальной эпохи…
- Вы видите то, что видите. Адаму-то в Детройте нравится. Это Ева видит в городе некое запустение, Адам же — остатки прежней роскоши. Первый раз мы приехали в Детройт на полдня, и в глаза бросались пустые офисные здания, брошенные дома, тротуары, зарастающие травой. Зелень пробивалась там и тут сквозь асфальт и бетон. И ты на это смотришь с грустью, но постепенно начинаешь замечать, что люди вокруг все же есть. Ухоженные сады остались, автобусы ходят, город обитаем, и это воодушевляет. Все ведь зависит от восприятия; что для одного человека — горечь и отчаяние, для другого — повод для вдохновения.
- Не депрессивно было сниматься исключительно ночью?
- Какая депрессия, что вы. Я люблю работать в ночи, и Джим тоже. В Детройте ночами тихо, можно прекрасно поужинать в ночной забегаловке или домашнем ресторанчике, знакомые места выглядят совершенно по-другому, более укромно и загадочно. Но вот в Танжере мы намучились. Попали аккурат в Рамадан, с наступлением темноты жизнь на улицах города только начиналась. И вот ты идешь работать на площадку, а оказываешься словно в театре, на сцене, причем перед неспокойной публикой. В театре, признаться, я не в своей тарелке.
- Вы несколько лет ждали начала съемок фильма из-за проблем с финансированием, наверное, за это время успели обсудить с Джармушем каждую деталь?
- Это очень личный фильм и для Джима, и для меня. Сжившись с замыслом, мы смогли позволить себе роскошь быть собой. Много обсуждали любимые книги и музыку, думали, куда что вставить в фильме — и до начала съемок, и по ходу дела. Потратили вечность, чтобы заснять все, как задумано. Не может быть мелочей, когда рассказываешь такую историю. Джим очень открытый человек, ты всегда можешь поделиться своими мыслями. Это сотворчество, совместная работа.
- А вы вообще-то не удивились, когда впервые узнали, что Джармуш собирается снимать кино про путешествующих вампиров?
- Нет, по-моему, Джиму подобные вампирские истории очень подходят. «Mystery Train» — чем не вампирский фильм? Или «Пес-призрак»? Джим всегда предпочитал смотреть на Америку как бы со стороны. Я и полюбила-то его, причем задолго до того, как познакомилась с ним, именно за это, за взгляд чужестранца, когда посмотрела «Более странно, чем в раю»: для меня это первый по-настоящему независимый американский фильм, про автора которого ни за что не подумаешь, что он американец.
- В «Выживут только любовники» вы снова встретились на экране с Джоном Хертом, который здесь играет вашего старого ментора, драматурга Кристофера Марлоу...
- Да, мы снялись с Хертом вместе в двух фильмах подряд, у Джима и у корейского режиссера Пон Чжун Хо в «Snowpiercer». В «Выживут только любовники» есть сцена, где герой Херта умирает, и я не ожидала, насколько она для меня окажется эмоциональной. Я смотрела на Джона, на его персонажа, и у меня в памяти вдруг возникла целая цепь ассоциаций — я вспомнила о наших общих друзьях, артистах и художниках, ныне покойных, о Квентине Криспе, о Дереке Джармене... Когда теряешь родственную душу, понимаешь что-то важное об отношениях. Дружба, партнерство могут значить больше, чем любовь. И я осознала, что для меня с годами именно хорошая компания, товарищество, творческое братство стало приобретать все большую ценность. В арт-сообществе это тем более значимо. И сама не знаю, как так выходит, но не могу вспомнить ни одного случая, когда бы я работала с кем-то, кого не знала. Любой проект для меня всегда вещь второстепенная. На первом месте взаимопонимание с его авторами и участниками. Так и здесь.
- Вам по душе версия фильма, что Кристофер Марлоу — это Шекспир, причем доживший до наших дней?
- Я вообще люблю мистификации. К тому же в пользу того, что Марлоу сочинял за Шекспира, есть сильные доводы. Как и в пользу графа Оксфорда, любовника, а может, и сына королевы Елизаветы. И я нахожу просто потрясающим допущение, что сам Шекспир был неграмотным и в жизни ни одной книги не прочел. Что касается вечной жизни, то бессмертие относительно. Вампиры у нас тоже задаются вопросом о смерти. А смертные имеют возможность прикоснуться к наследию вампирского мира.
- Ваши вампиры еще оказываются страшными модниками, у них удивительный, очень эклектичный гардероб. Как вы его подбирали?
- Мы все переживаем влияние предыдущих столетий — в языке, в обычаях, вещах, которые нас окружают. Наверняка у каждого в шкафу есть что-то из прошлого, ХХ века, и он это носит не задумываясь. Мы живем рядом с винтажными вещами и пытаемся наладить с ними связь, адаптировать к современности. В целом стиль Адама и отчасти мой можно определить как «рок-звезда эпохи Возрождения». А в прически наш гример добавлял шерсть яков и еще каких-то животных . Чтоб мы выглядели утонченно, но при этом немного по-звериному и чтоб было похоже, что мы не смотримся в зеркала. Вампиры же в зеркале не отражаются.