«Верить можно только по-настоящему грустным» Джейсон Шварцман о Романе Копполе, Уэсе Андерсоне и о том, во что актера превращает Голливуд

— Это, кажется, третий раз, когда вы работаете со своим кузеном Романом Копполой.

— Ну фактически да. Я снимался у него в двух фильмах — и еще мы вместе с ним и Уэсом (Андерсоном. — Прим. ред.) написали сценарий «Поезда на Дарджилинг». Я вообще очень люблю работать с новыми людьми — учиться у них, разговаривать с ними. Знаете, с некоторыми вот общаешься, общаешься, а потом становится скучно, и диалог умирает. А есть такие, кто постоянно работает над собой и своими идеями, — и с ними всегда интересно. Роман из последних. Он работает больше, чем все, кого я знаю, вместе взятые. Он знает, как сделать потрясающие вещи за очень маленькие деньги. Точнее, он всегда может найти путь — если хорошенько подумает. Например, когда мы взялись за рекламу «Нью-Йоркера» для айпэда, у нас вообще не было никаких идей, все придумалось уже в процессе. В смысле, его любовь к фильмам, вещам, машинам, людям, музыке, вообще всему, что существует на свете, — это что-то потрясающее, он делает свое кино исключительно благодаря ей. Мне кажется, что, если бы кто-то захотел стащить у него что-то из кармана, не нашел бы там ничего, кроме записок: «Изучи это!», «Что это значит?», «Прогугли это!», «Кстати, интересное слово».

— Это поэтому он писал сценарий «Чарли Свона» восемь лет?

— Да, хотя он всем рассказывает, что писать сценарии — просто. Для меня, например, это сложно. Я вообще сначала пишу музыку — потому что она всегда со мной, я могу просто сесть за пианино и сыграть ее. У Романа есть способность сесть и написать 50 страниц чего угодно. Я вот начинаю что-то писать и сразу стираю.

— А вот, насколько я знаю, когда вы втроем писали сценарий «Поезда на Дарджилинг», то много ездили на поездах по Индии. Вы часто занимаетесь подобными исследованиями?

— Понимаете, тут такая история. Все фильмы Уэса Андерсона — это, как бы сказать, память о мечте. Это вещи, которые он хотел бы, чтобы случились с ним. Он мечтал, чтобы «Королевство полной луны» с ним случилось, как и «Рашмор», как и «Водная жизнь». Это можно назвать детским восприятием — когда стираются границы между реальностью и фантазией. Для него не важно, ­было это на самом деле или нет, — если это есть в его воображении, то, значит, это уже случилось. Он уже живет в том мире, о котором снима­ет фильмы. Для меня это не так важно, мне про­сто нравится весь этот ритуал — сесть и написать что-то. Ну, знаете, поставить музыку, записать специальный плей-лист, повесить картинки на стену… Не то чтобы в этом была необходимость, но это помогает сосредоточиться. Знаете, иногда совершенно невозможно ничего написать, пока не сделаешь что-то конкретное — например, не разложишь вещи на столе в правильном порядке.

— Это называется прокрастинация.

— Ну слушайте, это же чертовски сложно — писать. Я вот люблю писать в кафе около магази­на Amoeba Music — там всегда играет бразильская музыка. Ну то есть вот я сажусь, пишу «Первая часть»… э-э-э… э-э-э… Наверное, надо пойти в кафе, там, может, все напишется. Мне бы хотелось быть более продуктивным на самом деле, но мне пока хватает того, что у себя в голове я довольно-таки продуктивен.

— Я, кстати, читала, что вы сейчас с Джона­таном Эймсом (создатель сериала «Смертельно скучающий». — Прим. ред.) пишете сценарий.

— Ну да. Вообще, это прекрасно, когда сначала с кем-то работаешь, а потом становишься друзьями и строишь планы на будущее. Так, например, с Уэсом — он один из моих самых лучших друзей на свете, и я могу с полной уверенностью назвать его своим учителем. Ему можно позвонить когда угодно с любым вопросом, он точно поддержит и поможет. И про Джонатана Эймса могу сказать то же самое, тем более что я, в общем-то, его три сезона играл. Страшно скучаю, кстати, по «Смертельно скучающему» и всем парням — Заку Галифианакису, Теду Дэнсону. Даже по HBO скучаю, с ними очень приятно было работать.

— Хорошо, а как вам Чарли Шин?

— Вы удивитесь, но прекрасно. Он работает, как сайт IMDb: его можно спросить о каком угодно фильме — и он выдаст максимум информации. Я понимаю, что все сейчас воспринимают его скорее как досадное недоразумение, — но, черт возьми, я же вырос на фильмах этого парня! «Взвод», «Уолл-стрит», «Высшая лига», «Горячие головы» и так далее. И это странно — в какой-то момент обнаружить себя в одном кадре с ним и Биллом Мюрреем. Господи, я же видел этих людей в детстве по телевизору, а теперь сижу с ними в одной машине! И они, кстати, прекрасно друг с другом ладили. Билл очень галантный, всегда следит за тем, чтобы все люди в комнате участвовали в беседе, чтобы никто не был обижен. Ну или может молчать минут десять, а потом вдруг сказать такое, что все умрут со смеху. Не меняясь в лице притом. Ну а Чарли — полная противоположность, сами понимаете. Но я считаю его великим трагикомическим героем.

— Про вас же тоже можно такое сказать — ­начиная с «Рашмора» вы играете более-менее ­одного и того же человека со странностями и трагической судьбой.

— Настоящая комедия ведь не может состояться без трагедии. Все мои герои — в общем-то, совсем несмешные люди, но при определенных обстоятельствах начинают казаться смешными. Они пытаются что-то получить и не могут. Они хотят чего-то достичь, но безуспешно. Иногда они даже заранее знают, что это невозможно. ­Почему со стороны их жизнь кажется шуткой?

— Потому что люди любят смотреть на чужие неудачи и радоваться, что такого не случилось с ними.

— Верно. Что может быть смешнее человека, который все время падает или, например, получает тортом в лицо? Это не столько бытовой садизм, сколько естественная защитная реакция. Я ненавижу веселых людей. Верить можно только по-настоящему грустным. Мне не на что жаловаться, я поработал со всеми, с кем всегда мечтал, хотя в детстве я никогда не наряжался в костюмы и не видел сны про Голливуд. Я вообще хотел заниматься музыкой, и меня порой беспокоит, что я занимаю чужое место. Большое счастье, что меня никто ни разу в жизни не узнал на улице, иначе я бы чувствовал себя виноватым. Но самое главное, чему меня твердо научили в детстве, — это уметь быть вежливым, уважать людей и не быть говном. Несмотря на то что Голливуд хочет, чтобы ты был говном, жизнь устроена так, что ты должен стать говном, и все в нашей системе устроено так, что теряешь связь с реальностью и превращаешься в говно. Этого можно избежать, если хочешь избежать. Но в этом случае надо учитывать одно неизбежное последствие — человеком, которому засветили тортом в лицо, всегда оказываешься ты.