Процесс Дело «Тангейзера»: как театр победил РПЦ

10 марта мировой суд Новосибирска вынес оправдательный приговор директору Новосибирского театра оперы и балета Борису Мездричу и режиссеру оперы «Тангейзер» Тимофею Кулябину. 

Кулябина и Мездрича обвиняли в осквернении религиозной символики и оскорблении чувств верующих. Дело об административном правонарушении по статье «Умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порча или уничтожение» было заведено после обращения митрополита Новосибирского и Бердского Тихона. Митрополит Тихон посчитал, что трактовка оперы оскорбляет чувства верующих, поскольку там чрезвычайно вольно трактуется образ креста. В его обращении утверждалось, что «это весьма актуально в связи с событиями в Париже, которые привели к человеческим жертвам».

В постановке Тимофея Кулябина главный герой оперы Вагнера «Тангейзер» — режиссер, который снимает фильм «Грот Венеры» о том, как Иисус предается плотским наслаждениям в чертогах богини любви. 

В случае, если бы суд признал Бориса Мездрича и Тимофея Кулябина виновными, им грозил бы штраф до 50 тысяч рублей или обязательные работы до 120 часов.

Адвокат Бориса Мездрича и Тимофея Кулябина Сергей Бадамшин сообщил «Воздуху», что «хоть суд и отказал в приобщении писем (известных режиссеров и актеров. — Прим. ред.), сплоченная реакция театральной общественности могла помочь опровергнуть совершенно необоснованные претензии». Окончательно судить о том, что повлияло на решение суда, можно будет в пятницу, когда будет готово судебное постановление.

Нельзя грозить уголовными статьями за спектакли, книги, картины, музыку. Отсюда один шаг до сжигания книг на кострах. Свобода творчества — такая же абсолютная ценность, как и свобода вероисповедания. Цензура в любом проявлении — государственном или церковном — опасна. Я призываю остановить травлю режиссера и театра.

Давайте говорить, а не размахивать уголовным кодексом. Давайте спорить, а не судить. Давайте помнить, что в начале было слово, а не кулак.

Не будем забывать, что церковь — это все-таки земное учреждение и священнослужителям свойственны некоторые заблуждения и комплексы, которые время от времени испытываем все мы, грешные люди. Сегодня, наблюдая особое рвение духовенства в отношении контроля над произведениями искусства, я иногда думаю о том, что и мне хочется поучаствовать в строительстве храмов, вмешаться в процесс и даже поломать некоторые нынешние проекты — сделать другой формы маковки или переделать алтарь так, как нравится мне. Но я молчу, понимая, что это недостойно нормального человека, — у меня нет права вмешиваться в церковные дела. Почему же некоторые представители церкви считают. что им позволено все?

Мне кажется, эта история еще и свидетелтьство огромного недоверия к тем, для кого мы, собственно, работаем, — к зрителю. У него есть сотни возможностей выразить свое отношение к тому или иному спектаклю, начиная с того, чтобы просто не ходить в тот или иной театр, и заканчивая обнародованием своего негативного отношения к нему. Благо сегодня для публичного высказывания своей точки зрения вовсе не обязательно быть критиком. У художника не может не быть свободы творчества — это аксиома. И у зрителя должна быть свобода реагировать на прочитанное или увиденное на сцене — тоже аксиома. Но диалог этот может проходить где угодно, но не в суде и не в рамках заведенного прокуратурой дела. Это тупиковый путь. И он отнюдь не ведет к взаимопониманию.

Сам факт, что постановка оперы Вагнера становится объектом внимания правоохранительных органов, кажется мне чудовищным. Если предмет искусства становится поводом для судебного разбирательства, значит в государстве возрождается цензура. Надеюсь, что дискуссия о спектакле «Тангейзер» вернется в творческое русло, а дело в отношении автора спектакля и директора театра будет прекращено.

То, что происходит вокруг оперы «Тангейзер» и Тимофея Кулябина, можно назвать коротко: культурная катастрофа. Мы должны это остановить. Нельзя ни оправдать, ни объяснить суд над режиссером, иначе это будет началом расцвета такого гремучего мракобесия, что повлечет за собой последствия катастрофические — для всех режиссеров. Что это вообще значит? Не поняли спектакль — значит, не поняли; пришли домой, обсудили, обругали. Но при чем тут прокуратура, суд? Если режиссеры и актеры, работая над спектаклем, каждый раз будут оглядываться, оскорбили ли они чьи-то чувства, русский театр моментально потеряет свои позиции на мировой театральной сцене.

Сложных людей в России осталось мало. Завтра в Новосибирске будут судить режиссера за постановку оперного спектакля. И мы понимаем, что это наступление против сложных людей, наступление против свободных людей, почувствовавших свободу и понявших, что Россия без этого чувства и состояния невозможна как мощная и уникальная страна. Нам эта свобода нужна. И пока будут такие сложные, непростые люди, мы будем живы и будем сильны.

Нападение церковных мракобесов на оперу «Тангейзер» и режиссера Тимофея Кулябина — это позор. Позор России. Это то, что надо скрывать, чего надо стыдиться. Встретилось то, что не могло встретиться, – Вагнер и провинциальный поп. Никто в мире не подозревал, что они могут где-то пересечься. Где Вагнер, где современная оперная режиссура и где этот мракобесный поп, который, не видя спектакля, пишет донос? Он решил, что эта постановка оскорбляет его религиозные чувства? Если его религиозные чувства в принципе могут быть оскорблены, значит, он неверующий, значит, он — шарлатан или язычник. Надо требовать прекратить преследование наших коллег по этому смехотворному поводу.

Театр может взволновать, может вызывать несогласие, может даже раздражать, главное — он не должен оставлять зрителя равнодушным. И все споры о театральных спектаклях должны вестись исключительно в свободной атмосфере общественной дискуссии, а не в судах. Иначе будущее нашей культуры незавидно.

Судить художника за его творение по уголовной статье — это безумие, дальше уже инквизиция и костры.

Можно еще актера, сыгравшего Отелло, судить за убийство. Очевидно, что цель всего происходящего — посеять страх, сделать всех одинаковыми и управляемыми.

Понятно, что нас уже ничего не удивляет, но давайте сейчас не впадать в столбняк, давайте говорить, писать, шуметь, делать все, что можно, чтобы режиссера не посадили за спектакль, который он поставил в театре.

Искусство — это территория спора. Неудивительно, что спектакль вызывает яркие эмоции, полярные мнения, обостренные реакции. Опасно, что эти реакции, на которые каждый зритель имеет безусловное право, становятся поводом для судебного разбирательства. Искренне надеюсь, что судебные дела будут прекращены, а споры о спектакле вернутся в пространство СМИ и публичных дискуссий.

Если наша страна допустит вынесение обвинительного приговора режиссеру Тимофею Кулябину и Новосибирской опере, это будет торжество средневекового мракобесия и начало эры инквизиции. Применение религиозных запретов к светскому искусству логически приведет к сожжению книг на площадях и уничтожению картин и статуй Эрмитажа и Третьяковской галереи.

Церковь, уподобляясь государству (особенно — такому государству), преследуя людей за «оскорбления», превращается в церковь Сатаны. Очень важно, чтобы сейчас раздавались голоса именно тех, кто считает себя христианами, в защиту и конкретного Кулябина, и более широко — против всей этой дьявольщины с «оскорблением чувств». И еще: совершенно непонятно, почему все включаются в обсуждение как бы «существа дела» — что там на сцене, про что «Тангейзер» и т.п., — нельзя этого делать, это размягчение мозга какое-то; вообще никакого значения не имеет, что там на сцене, пусть там хоть какое «кощунство» — как только церковь на это жалуется государству, она тем самым присягает Сатане, а государство, как только соглашается принимать такие жалобы к рассмотрению, превращается в фашистскую теократию.