Умер Юрий Любимов

Вот казенная формулировка. Умер выдающийся театральный режиссер, создатель Театра на Таганке. Ему было 97 лет.

Или так. На планете есть несколько великанов, на сто процентов состоящих из театра. Вчера утром одним стало меньше.

Любимова можно назвать шестидесятником. А еще его можно назвать пятидесятником, семидесятником, etc. Своим друзьям — Вознесенскому, Евтушенко, Высоцкому, Золотухину — он годился в учителя и отцы. И пока неподалеку команда лириков из «Современника» отыскивала подлинную жизнь человеческого духа в ранних идеях Станиславского, Любимов вел таганковцев по фарватеру Мейерхольда прямиком в незнаемое. Любимов создавал не шестидесятнический театр, а любимый театр шестидесятников. «Добрый человек из Сезуана», «Антимиры», «Послушайте!» — громче и популярнее спектаклей в истории отечественного театра просто не было.

Любимова можно назвать режиссером — разумеется. Он жил именно театральной режиссурой. Не писал книг, не снимал кино, на сцену выходил только на репетициях. Он создал нечто прежде небывалое, гениальный самодеятельный театр, театр плакатной поэзии, распахнутый и дерзкий, место силы и подлинного гражданского пафоса. Пока в Европе читали только что опубликованную «Смерть автора» Ролана Барта, таганковцы вешали в фойе огромный портрет своего любимого автора — Бертольта Брехта. Это было полвека назад: Любимов осовременивал классику, вставлял в спектакли эстрадные номера, перемешивал тексты, пускал по сцене петухов, а Гамлет у него выходил в клешах и с гитарой. Его запрещали, закрывали, предлагали компромиссы, изгоняли из страны, возвращали, награждали, а он занимался режиссурой. Еще он, лишенный гражданства, ставил монументальные оперы в лучших театрах мира, но речь не о них. Театр на Таганке — это «Битлз». Сколь бы интересной и насыщенной ни была сольная карьера Джона Леннона — это одна строка в многотомной истории группы.

Вот еще один штамп по случаю. Большой художник противоречивой творческой судьбы. На самом деле противоречий никаких нет — линия жизни большого художника Юрия Петровича Любимова с линией творчества совпадают абсолютно. Другое дело, что очень многого из того, что происходило вне сцены, мы не знаем. Двойная игра; рок-клуб, в конце концов, тоже создавал КГБ, чтобы взять под контроль свободомыслие, — и тоже ведь ничего не получилось. И, подобно супрематической обложке «Группы крови», красный квадрат Давида Боровского, логотип Таганки, теперь во всем мире ассоциируется с радикальным, оголтелым, живым и гражданским.

Уход Любимова из жизни не трагическая развязка, но благородный, мифопоэтический финал. Ровесник революции будто дожидался не своего юбилея, а конца истории своего театра: он ушел с началом первых ремонтных работ в закрывшемся здании Таганки, только что завершившей пятидесятый сезон. Нам остались еще идущие в нескольких театрах мира спектакли Юрия Петровича, несколько легендарных спектаклей сохранены на пленке. Но представьте, как вы показываете через 50 лет своим внукам «Бориса Годунова» Константина Богомолова, «Отморозков» Кирилла Серебренникова или, например, «Час восемнадцать» Михаила Угарова и Елены Греминой. Придется ведь по десять раз останавливаться и объяснять, что такое «пятая колонна» и кто такой Сергей Магнитский (речь не о культурной значимости и художественном уровне, но об определяющей роли контекста). Любимов в наследство нам оставил не свои спектакли, но весь современный театр. В «Гамлете» Томаса Остермайера — рассыпанная по сцене земля, у Эймунтаса Някрошюса — рок-музыкант в главной роли; фирменные дивертисменты Юрия Погребничко в театре «Около дома Станиславского» и в московских спектаклях Богомолова; фронтальные мизансцены Люка Персеваля; и так далее, и так далее.

Потеряли мы в первую очередь все-таки не режиссера; придуманный им театральный язык переживет нас всех. Важно вот что. Юрий Петрович Любимов лично знал всех ключевых персонажей культуры и политики России прошлого и нынешнего веков, он видел их взлеты и падения, нянчил их и хоронил. Если вы хотели пообщаться с человеком, который лично присутствовал при всех поворотных событиях советской официальной и диссидентской культуры за всю ее историю и сам в большинстве случаев становился центром этих событий, вы опоздали. Такой человек был только один. Его больше нет.