Уличное искусство Паша 183: он увидел солнце

Выставка получилась безупречная — кураторами стали друзья Паши, Кирилл Кто и Полина Борисова, экспозицию придумал архитектор Сергей Ситар. Путаное пространство особняка на Гоголевском превратили в увлекательный лабиринт с фотографиями, видео, трафаретами, настенными росписями разного размера и даже моделями некоторых особенно узнаваемых работ в натуральную величину.

Главный зал выставки от пола до потолка увешан фотографиями Пашиных произведений, а в центре стоит настоящая «газель», покрашенная в черно-белый, с надписью «Police». Такой же автомобиль Паша с друзьями использовали в одной из акций, — честно говоря, довольно бестолковой. Задумка заключалась в том, чтобы нарезать пилой полицейскую «буханку» и нарисовать рядом тостер — невеликий юмор. Однако «буханку» почему-то заменили на «газель» — и шутка потеряла всякий смысл. Для выставки огромный автомобиль, наоборот, оказался полезен. Он внес в классическое музейное пространство немного привычного московского неудобства: чтобы рассмотреть некоторые работы, приходится протискиваться между машиной и стеной. «Газель» — это физическая доминанта выставки, но есть и несколько эмоциональных центров. Воссозданная комната Паши — самая трогательная и грустная инсталляция, которую только можно себе представить. Баллоны, незаконченные наброски, кусачки для проволоки, знак «Пешеходный переход», фломастеры, старый компьютер и колонки, из которых звучала его любимая группа «Гражданская оборона». На выставке для музыки выделен целый зал, где на стену проецируются видео Пашиных акций, по стенам висят сфотографированные им виды московских спальных районов, а рядом — наушники, в которых играют любимые Пашины песни.

Описание этой выставки звучит довольно банально — мало ли в последнее время мы видели уличного искусства (или по крайней мере его элементов) на «Винзаводе», в галереях типа Paperworks или даже XL, на Московской биеннале, в номинациях премии «Инновация». Были времена, когда пейзаж считался второстепенным жанром по отношению к картинам на мифологические сюжеты, а были времена, когда рисовать баллончиком можно было только в подворотне, — и то и другое давно стало историей. Да, выставка Паши 183 отличается тем, что делали ее талантливые и искренне любившие его люди — но, кажется, ее особенность не только в этом.

Искусство Паши 183 — прежде всего очень смелое. Причем это не какая-то абстрактная художественная смелость из серии «ах, он рискнул использовать обратную перспективу», а конкретная человеческая. Перелезть через забор, перекусить колючую проволоку, не говоря уж о том, чтобы расписывать электрички, — это посерьезнее поездки в отделение после задержания на митинге. Риск неизбежен для уличного художника, поэтому неудивительно, что многие из них изначально создают вокруг себя загадочную атмосферу. Но судя по всему, Паша не дорожил загадочностью ради загадочности. Его друзья рассказывают, что, какая бы абсурдная идея ни пришла ему в голову, он не мог успокоиться, пока не реализовывал ее. Его не особенно интересовали сомнительные котировки в стрит-арт-сообществе, возможно, именно поэтому его собственные работы по изобретательности настолько превосходили все остальное вокруг, что британские журналисты прозвали его русским Бэнкси. Паша не был готов к этой славе: его утомляли разговоры с журналистами, утомляла эта кличка, которая не имела никакого отношения к его собственному представлению о том, что он делает. Он остался непубличным человеком — и за это тоже достоин уважения.

Все еще остается непонятным, что конкретно составило его славу. Далеко не все рисунки Паши можно назвать гениальными. При этом его первые, самые слабые работы — одновременно самые важные для его персональной мифологии. Это старательные, как рисунок в школьной тетради, изображения его героев: Цоя, Тупака, Егора Летова, Sex Pistols и The Clash, а также красивых девушек и мускулистых спортсменов. Самые наивные и тиражные, именно эти образы определили направление его творчества. Как подросток развешивает на стенах своей комнаты фотографии кумиров, он покрывал их изображениями бесконечные серые заборы вдоль железной дороги, вагоны электричек и пустые дворы. Его работы 2010-х годов уже совсем не такие: фонарный столб, превращенный в дужку огромных очков, бетонная плита — шоколадка «Аленка», фигуры детей на фоне колючей проволоки, слово «осень», выложенное опавшими листьями. Именно эти работы ухватывают что-то неуловимое и несформулированное, но интуитивно понятное всем, кто хоть раз слышал песню «Гражданской обороны», делал фигурки из фольги шоколадки и разрисовывал тетрадку на уроке физики, поглядывая в окно на зимний пейзаж спального района. Ушедший из жизни в возрасте 30 лет, Паша невольно стал выразителем настроения целого поколения, которое объединяют совершенно конкретные воспоминания и образы. И его смерть, как неизбежно должно было произойти, стала финальным штрихом, вписавшим эти образы в историю. Хотя он, несомненно, был бы против этого, но образ активиста в черной маске, поджигающего мост или указывающего на часы, имеет все шансы разойтись на принты, как портрет Юрия Гагарина.